Мой сайт

Начало рассмотрения общецивилизационных процессов, происходящих в рамках Единой глобальной универсальной цивилизации (ЕГУЦ) и их взаимосвязи с процессами внутри России, изначально требует установления первоначальных рамок рассмотрения и инструментария для этого. А потому логичным выглядит постановка вопроса о месте и роли России в глобальной политике. Обосновано это тем, что глобальная политика стала претендовать не только на объединение всего мира, но и построение единой культуры.

По сути, речь идет о давно открытой истине, что человек есть «политическое животное» (Аристотель), который существует не в мире истины, а в мире иллюзий, которые создает и поддерживает сам же. При этом он руководствуется всем накопленным в течение всей истории, что делает его ограниченным в рамках архаических традиций и обычаев, самой истории и даже географии мест проживания (Монтескье). Особая реальность жизни человека, будь он политик самого высокого статуса либо простой абориген есть целостность материального и духовного, самость от Природы.

Таким образом, мы приходим и к основному в глобальной политике – она создается внутренним отношением к политике как политиков, имеющих должности, политические достижения, так и всех тех, кто считает себя причастным к политике. И они вместе хотят изменить мир. Но если человек рожден на Западе, то впитывает рационализм, если на Востоке – солидарность и любовь к «своим», и все они работают ради своих идей. В отличие от них, представители политики (политические партнеры), родившиеся в России – живут ради идеи, ради нее же могут совершить подвиг, но не работают ради нее, как это происходит и на Западе, и на Востоке. При этом все вместе руководствуются и руководятся жизнью умерших поколений, заложивших основания их цивилизаций.

В данном контексте действительно трудно говорить о диалоге цивилизаций. Если политические традиции несовместимы, то вроде и диалога нет, возможным представляется действительно столкновение цивилизаций, их конфликт. Н так ли это на самом деле? Скорее нет, так как мы продолжаем жить в плену своих иллюзий. Приходится признавать, что современные политические феномены имеют в своем основании изначальные архаические идеи, традиции, мифы, ритуалы и т.д. Тотемизм уже пришел в политику, вместо анимизма же пока бытует магический ритуал и всякая мистика. Таким образом, в политике сходятся крайности – современное и архаическое, реальное и мистическое, материальное и духовное, начальное и конечное.

Рассмотрение в данном контексте роли России в глобальной политике можно начать с анализа основных идей о статусе ее, состоянии и т.д. Один из исполняемых российской культурой ролей мы уже рассмотрели и пришли к мнению, что очарованный странник – не подходящее обозначение для этого. Весьма странным выглядел бы очарованный странник и в политике. Следующая роль, которая активно приписывается русскому человеку – это роль великомученика, которую мы также вскользь затронули. Поясним, что данная роль стала возможной в результате неправильной трактовки роли православия в жизни российского человека. Православие так и не стало доминирующей религией в России – по-прежнему в ней сильны традиции ислама, буддизма и язычества.

Следующая, уже более современная роль, приписываемая российской культуре и цивилизации – роль справедливого наместника, «взывающего» к справедливому устроению мира. Но данная роль никак не стыкуется с иррационализмом русских, да и самой политики. Вспомним основные принципы для построения картины политического мира другой цивилизации – целостность восприятия и континуальности (рожденности из общего принципа, идеи; рождения из души, духа человека). Таким образом, закономерно приходим к необходимости анализа и вышеприведенной концепции российского политического партнера, как идейного партнера, озабоченного всеобщим благоденствием и построением уже не коммунизма, а скажем – «цивилизации всеобщего процветания». Единая глобальная универсальная цивилизация (ЕГУЦ) вряд ли будет на всех этапах территорией всеобщего процветания, мы это увидели в сценариях миссионерства.

В той же мере не вполне соответствующим реалиям современности выглядит начало анализа общецивилизационных процессов с религиозных традиций, либо архетипов наподобие «Мы-Они» (Юнг). Речь скорее должна идти об изначальном проявлении человека в культуре, политике, экономике, где угодно. Данное проявление можно обрисовывать в виде некого действия, ритуала, веления души, «проявления духа», терминология в данном изначальном не столь актуальна. Актуально другое: что вкладывает человек в это изначальное свое проявление – для чего он это делает, с какой целью, с каким отношением к окружающей реальности. При этом он может иметь уже сформировавшееся в результате социализации, контактов с окружающим изначальное внутреннее видение, картину мира, а также внутреннее человеческое содержание, полученное при рождении.

Само рождение запускает череду наращивания контактов с окружающей реальностью – человек всегда в чем-либо нуждается, что-либо требует и пытается получить в окружающем (А. Маслоу). Система потребностей также может быть классифицирована на группы материальных и духовных потребностей, но одна из них носит явно пограничный характер. Когда человек имеет удовлетворенные физиологические потребности и защищен, актуализируется потребность в приобщении к чему-либо. По отношению к обществу это выглядит как стремление людей общаться между собой. Но до сих пор не очень понятно, что есть само общение. Попытаемся в нем разобраться подробнее.

Общение, по признанию многих исследователей возникло как совместное действие, а затем превратилось в эгоцентрическое желание пользоваться услугами «другого». Почему почти изначально происходит переход к эгоцентризму в приобщении, а затем и в общении? На этот вопрос можно ответить, если существенно расширить исследования А.Маслоу и его последователей по системе потребностей человека. До сих пор как-то само собой разумеющимся считалось, что иерархия потребностей прерывается на потребности в самоактуализации, самореализации. Но мы так и не можем в рамках потребностной концепции понять самореализацию и часто говорим лишь о ее результатах. Более плодотворным выглядит рассмотрение других граней пирамиды потребностей. Ясно, что с достижением уровня самоактуализации, самореализации в обществе, человек не останавливается в своем развитии. Обычно он в результате получения знаний, эстетических ценностей начинает индивидуализироваться.

Второй гранью пирамиды потребностей, таким образом, является грань потребностей, которую человек проходит в одиночестве, состоянии внутреннего одиночества. Трудно отрицать, что рефлексия одиночества и запускает множество изначальных действий. В рамках одинокого движения вы получаете диалог либо монолог с самим собой, можно,  иронизируя, сказать, что вы пытаетесь приобщиться к самому себе. Но дело в том, что и здесь человек ведет себя эгоцентрично. Сначала он пытается самому себе многое рассказать, наболтать, затем начинает познавать любовь к самому себе, а в конце также пытается получить власть, но уже над собой. В итоге, в случае благоприятного исхода человек начинает понимать себя как сильного индивида, что очень красочно изложено у Ницше. Сверхчеловек оперирует уже не категориями познания в качестве части духовных потребностей, а приходит к пониманию и герменевтике. Таков примерно и политический партнер, будь он западный, либо восточный.

Но восточный политик имеет возможность перейти к третьей грани пирамиды, которая связана с установлением отношений с предметами окружающего в виде составных частей Природного. Культура есть культура, цивилизация есть цивилизация, но кроме них никто не отбросил в сторону существование Природы. Приобщение к Природе, общение с ней дает понимание помимо познания либо герменевтики, как некой системы. Здесь происходит понимание иррационального – что его не существует. Человек вдруг приходит к ясным выводам и умозаключениям, не проводя никаких исследований. Ничего случайного и иррационального в этом мире нет, если в орбиту анализа включить бесконечность реальности. Бесконечность, сходясь с конечностью и нас в том числе, показывает нам нашу бренность и бренность всего сущего. Взгляд, расширяясь, начинает охватывать сначала общеэволюционные процессы, а затем вовлекается в рамки исторического времени. Космизм и есть итог перехода к третьей стороне, грани пирамиды потребностей. Итогом материальной сферы развития в данной области является появление реальной мощи отдельного человека. Вам становятся подвластны законы естественного мира.

Но самым интересным, а также наиболее непонимаемым, таинственным, способным в корне преобразить мир, а тем более самого человека, является четвертая грань – грань приобщения к тайне мироздания, Богу, обозначить ее можно как угодно. Данная грань сама по себе «другая», и ведет она себя по-другому. Здесь не действуют не только законы логики, но и понимания – здесь царство Любви. Поэтому в целом можно движение к данной грани назвать приобщением к Любви. Здесь нет необходимости поощрять либо наказывать, как и необходимости контролировать, здесь нет ничего из того, что называется традиционным либо модерновым, обществом либо государством, политикой либо экономикой. Здесь есть иное состояние всех.

Есть эмоциональное неистовство, общая энергетика счастья и благоденствия, радости бытия, которое приходит к нам как божественный дар (Платон). Эти истины в наше время потеряны не только политиками, но и всеми взрослыми – оно остается лишь в раннем младенчестве. Спросите – почему? Могли бы сами догадаться – дитя приходит к нам на землю непосредственно из Космоса, как говорят последние концепции в сфере зачатия и формирования плода, в этом участвует и третья сторона. Если говорить о рождении с точки зрения потребностей – дитя напрямую переходит из сферы мироздания в цивилизационную, окультуренную среду, где мы его и пытаемся приобщить к нормопорядку общежития в культурно-цивилизационном пространстве.

Соцализация, десоциализация, ресоциализация и подобные процессы настолько приобщают нас к ценностям конфликтного мироустройства, эгоцентризма и утилитаризма, что в скором времени человек забывает о том, откуда он пришел. Если же жизненные обстоятельства, либо внутреннее неудовлетворение делают его жизненные условия экстремальными, он начинает развиваться. В России для развития имеются наиболее благоприятные с этой точки зрения условия – экстремальности хватает с избытком.

Таким образом, Россия в глобальной политике, ориентирующейся на рациональное, вряд ли будет иметь какую-либо существенную роль. А, соответственно, его место также будет второстепенным. Это уже видно из процессов превращения целой «империи» в сырьевой придаток как Запада, так и Востока. Но это является истиной только в рационализированной политике, которую трудно назвать разумной. Рациональная политика, материальная культура все более выдавливают из своих сфер духовность. Как следствие – создаются временные и нестабильные блоки и коалиции, не оберегающие нас от постоянных конфликтов.

Но имеется и другая сторона данного политического процесса – деградация культур и опустошение пространств. В России процесс рационализации и вытеснения духовности и является одной из главных причин так называемого «русского феномена» интенсивного вымирания молодой, трудоспособной части мужского населения. Этот процесс уже осложнил социальные реалии, породив феномен одиночества широких слоев женщин продуктивного возраста. Трудно сказать, что данный феномен не затронет в ближайшем будущем и Европу.

Проще говоря, все более наглядным становятся два политических сценария – ориентации на некрофильное и биофильное (Э. Фромм). А потому, вроде бы мы должны начать понимать себя и других. Но это понимание «другого» как-то для нас остается тайной. Рассмотрим, как это может произойти. В истории религий и науки предлагается один и тот же путь понимания – путь самоотречения. Если в науке это звучит как «предание забвению собственного существования» (В. Франкл), то в религии – как уподобление Христу, отдание себя в руки аллаха, либо уход в пустоту (Будда). Но это вовсе не игнорирование самим собой, а скорее наоборот – приход к себе самому.

Переходя к проблематике самореализации партнеров в диалоге в условиях формирования единого культурного и политического пространства, мы упираемся в проблему изначального неравенства сторон. Даже если мы будем говорить об обращении к другому, как обращении к себе через него, видении себя его глазами, сквозь призму другого жизненного опыта, остается проблематика наставления, воздействия, манипулирования. Конечно же, данное воздействие носит все более скрытый характер, а иногда ее даже невозможно обозначить как воздействие, скажем в случае наставления знанием, личным примером, либо в трудности (М. Фуко). Но от этого смысл не меняется – в результате контакта культур и цивилизаций одна из сторон почти всегда начинает разрушаться, а другая – приобретать.

Для анализа столь неоднозначных процессов иногда переходят к рассмотрению проблематики времени. Начинается выделение хроноса (формального времени) и кайроса (подлинного времени, наполненного смысла и содержания), линейного и циклического времен соответственно Запада и Востока и т.д. Для России они не столь актуальны уже потому, что циклы времени постоянно прерывались и прерываются катастрофами различного характера. Кроме того, сравнительный анализ типов времен в диалоге культур и цивилизаций все равно приводит к проблематике осевого времени. А вот ее тайна остается неразгаданной.

Все прекрасно понимают, что между 800 и 200 гг. последнего тысячелетия до н.э. произошло нечто, что заложило «духовную основу человечества», предопределившую его последующее развитие. И скорее совсем недолго осталось ждать следующего осевого времени, которое приведет к «подлинному становлению человека» (К. Ясперс). Об этом говорят схожие с теми древними условия зависания человечества над пропастью, надломленности бытия и предчувствия катастрофы. Но, как пишут русские исследователи, нет основного, главного фактора, символизирующего приближение данного времени. Мол, нет созидательного духовного порыва, творческого импульса, способного вновь поднять человечество к вершинам духа. Что, мол, дерзновенная цель осевого времени – «превратиться в настоящих людей» - еще не волнует человечество[1].

С другой стороны, нельзя говорить о том, что в этом кто-то виноват, либо стоит реабилитировать те или иные частные либо присущие отдельной культуре традиции, пригодные для назревшего «взрыва» в культуре. Исследователи правы, когда говорят о необходимости и ценности индивидуального духовного подвига человека, но данный подвиг не какое-то ординарное действие. Не зря оно называется подвигом. Когда, что и как могут сделать люди для этого? Вопросы вовсе не праздные. Начнутся скорее данные события  при проявлении окончательной надломленности бытия и смерти огромных масс людей. Оставшиеся в живых после столь глобальных катастроф смогут при сохранении способности к духовной реформации в физиологическом смысле пройти ее довольно легко.

Что они должны сделать для этого – духовно открыться миру. Одно из самых сложных действий и есть открытие себя миру. Если на данном этапе вы откроетесь миру – вас сразу же постараются уничтожить, хотя бы в силу того, что будете вы выглядеть не совсем защищенным и адекватным существующим реалиям. Но это произойдет в том случае, если вы допускаете отклонение в параметрах духовного раскрытия. Т.е. возникает вопрос о том, как это должно произойти. Первое логичное условие безопасности духовного раскрытия – раскрытие всех участников общения одновременно. Но это в принципе невозможно вследствие пространственно-временных факторов.

При цивилизованности одной из сторон, вторая, проповедующая отступление от общепринятых норм однозначно приводит к доминированию данной стороны. В случае духовного раскрытия многих может появиться возможность их полного уничтожения. Так как они в первый момент просто не будут готовы к сопротивлению. К состоянию духовной открытости привыкают также, как к состоянию полета, невесомости и т.д. Это окрыляющее состояние, которое не имеет почти ничего общего с земным. Таким образом, в настоящих реалиях духовные личности уничтожаются сразу же после появления. А потому те из них, кто понимает весь процесс перехода, просто не общаются с людьми, либо маскируются под других.

Безопасно можно раскрыться в условиях экстремальности окружающего, ибо в этих условиях все начинают думать о спасении себя, а не уничтожении другого. Т.е. духовная реформация будет иметь место в пограничных сверхэкстремальных условиях. А до этого будет тихое накапливание духовных личностей под масками самых законопослушных деятелей, даже заключенных[2]. Кроме того, русская цивилизация имеет экстремальный ландшафт, природу и новая духовная цивилизация, как и ранее, возрождаться будет на Севере, в Сибири. И это явится вызовом глобальной политике уже в ближайшем будущем.