Мой сайт

Экстремальность понимается как ситуация, при которой человек может «сломаться» как в прямом, так и переносном смысле, либо одновременно. А какие умные слова я изрек, не правда ли? Это и есть признак экстремальности: умное всегда безумное, и, наоборот. Поспорите? Ну, давайте?

Сижу я на защите своего диссера в центре, средоточии всех мыслей и немыслей. Маститые доктора и профессора долбают всеми возможными и невозможными вопросами. Мне как-то уже все пофиг. На что-то отвечаю, что-то пропускаю… Кидаюсь умными словечками заумных светил мировой науки, некоторые начинают сдавать под натиском мнений авторитетов мирового уровня. И только во главе стола сидит седоволосый старик лет 90, глаза которого смотрят на меня то тревожно, то с легкой ухмылкой… Даже не знаю, интересно ли ему все это, трудно сказать. Наверное, да, если он еще остается в аудитории, хотя запросто мог бы уйти, выйти…

Хватаю голову руками, пытаясь объять необъятный поток информации. Временно помогает. А председатель смотрит все также ровно и не мигая… Среди бури слов и аргументов, контраргументов и суждений мыслимого и немыслимого плана его взор спокоен. Он смотрит то строго, то не очень. Накал страстей нарастает. В битву включаются все… Кто на моей стороне, и кто на другой… В определенный момент я почувствовал, как моя голова просто поплыла. Да, я очень устал, много ночей не спал, а не отдыхал по человечески очень давно… Но это ощущение плывущей головы совсем другое… Как-то все идет вбок, по спирали скручиваясь в пропасть…

Усилием воли выпрямляю голову, держась изо всех сил за волосы, не знаю за что, возвращаю все обратно и встаю… Качает… Дыши глубже, говорю себе… Вдох – выдох, вдох – выдох… Полегчало. Рассказываю что-то, а внутри спокойно… Долго потом ловил этот момент – взгляд деда был таким теплым и успокаивающим. Все прошло прекрасно. А после он довольно быстро встал и ушел…

Но мне повезло встретиться с ним еще несколько раз. Я старался не беспокоить его без особого повода, но при возможности спрашивал о жизни. Он рассказывал о хорошем, но потом я узнал, что почти всю жизнь его пытались уничтожить. Он всегда был неугоден, так как вел свою линию, растил настоящих тружеников как по жизни, так и в науке. Таких не любят…

Мне сказали, что он до конца беспокоился обо мне, о работе. А когда мне нанесли еще раз удар, он сказал, что я неправ, что ему не позвонил. Перед этим мне сказали, что он довольно плохо себя чувствует, и я не посмел… Пришлось об этом ему сказать. В сердцах я выразился даже о своей чрезмерной скромности… Считал, что я многое проиграл. И лишь привычка считать все то, что происходит, происходящим в пользу, тогда меня спасла. Через некоторое время дедушка умер. Осталась светлая память о нем, а его взгляд до сих пор в моей душе.

Видел много глаз старых и седых аксакалов, мне в этом везло. Как и на встречи с мудрыми. Все глаза бесподобны, но есть особый вид взгляда – теплый и любящий… Такой взгляд у нашего Творца. Могу и об этом сказать что-то, потому как видел. Он смотрит на нас, наверное, всегда. Но взгляд Его вы видите в момент экстремального. Трудно уловить что-то кроме солнцеподобного круга и лучей, исходящих оттуда. Они входят в тебя и ты встаешь из пепла горя и разочарований, язвы людских усмешек и подлостей зарастают, как будто их и не было. Насмотревшись и испив всю подлость человеческого, после находите успокоение… Экстремального как не бывало.

Экстремальное экстремальному рознь. Кто-то кончает с жизнью из-за безделушки, одного слова или еще чего-то подобного… Кто-то не ломается и после концлагеря, после предательства всех людей… Мы все разные. Но экстремальное у всех наступает одинаково – вдруг появляется мысль, если не мысль – то понимание, что дальше нет сил цепляться за жизнь. У кого как, но в одной связке с этим либо чуть впереди, либо чуть сзади плетется такая же мысль, либо понимание – что нет смысла для дальнейшей жизни. Зачем цепляться, мол.

Подобное осознание, либо неосознанное понимание не является для нас секретом. Но то, что человек, примирившийся с тем, что должен умереть, начинает пахнуть трупом, для нас кажется довольно странным и даже удивительным. Данное обстоятельство вовсе не удивительно. Если вы решаете умереть, то организм начинает готовиться к данному процессу, что тут удивительного. Таким образом, в экстремальном есть точка, когда вы решаете вопрос дальнейшей жизни либо смерти. Если присмотреться внимательнее, то это вовсе не точка, а состояние. Гораздо более сложными являются процессы, приводящие человека к подобному состоянию.

Сразу же после зачатия формирующийся эмбрион человека попадает в ту или иную среду. Если сейчас будущие родители пытаются создать наиболее комфортные условия для него, в древности создавались даже некие экстремальные условия для эмбриона. В частности, в течение определенного периода будущую мать держали на голодном пайке. И рождались особые дети – мало плачущие и н на что не жалующиеся с самого начала. Сейчас таких мы видим только в том случае, если мать отказывается от ребенка. Трудно сказать, что это не экстремальные ситуации. Вне зависимости от того, желает ли этого мать, либо не желая, бросает ребенка в самом начале жизни (до пятилетнего возраста), тот попадает  в особое состояние – состояние между жизнью и смертью. Если человека уже во взрослом состоянии бросают все окружающие, все люди – он попадает в это же состояние. Но, естественно, во взрослом состоянии последствия не столь быстротечны и сам процесс несколько другой.

Если состояние экстремальности вас настигает в детстве, то особого разочарования от жизни вы не получаете. Возможно потому, что еще не успели пожить и понять, вложить себе в голову стереотипы понимания жизни. А потому для вас в полную мощь работают природные механизмы адаптации к окружающему. Если вы что-то перекусили – уже хочется играть, выглянуло солнышко – уже хочется прыгать. Реальность воспринимается буквально, усваивается все – и запахи, цвета, образы и картины целиком. Вы не заморочены мысленными конструкциями, вместо них работают чувства и эмоции, некая природная суть вас самих.

Вам легко находить общий язык с животными, растениями, всем природным вокруг. То, что люди не обращают на вас внимание, как то вовсе не трогает. Похолодало – вы прячетесь в угол и накрываетесь чем-нибудь, голодно – идете искать пропитание, в этом нет ничего, что вас бы нервировало, раздражало либо оскорбляло. Единственное, что вас трогает – это то, что иногда очень холодно и очень голодно. Слезы наворачиваются на глаза и вы воете как волченок, а потом затихаете. Вас накрывает своим одеялом дрема бессилия и сна. Во сне голод рисует вам еду, а холод не дает шанса провалиться в сладкую дрему полностью… А потом снова идете за едой.  Но в этот раз вы пытаетесь пользоваться мозгами для его поиска, а затем и завладения им.

Трудно осудить детей, ворующих потому, что они голодны. Если вы хотя бы раз в детстве голодали неделю – другую, вы меня поймете. Если нет – поголодайте месячишко сейчас. Если на это не способны – не спорьте, что здесь пишется не то. Голод и холод приводят к другому состоянию, особенно в детском возрасте. Мы теперь понимаем, что нельзя осуждать человека, спасающегося от голода и холода. Но даже в этом состоянии у него есть возможность оставаться человеком. Можно даже сказать, что голод и холод являются проверкой для нас на предмет люди мы или звери[1].

Как остаться человеком? Можно разобраться со смыслами жития. Если не видишь смысла для своей жизни, то можно увидеть смысл в поддержании жизни детей или кого еще из близких. Можно служить кому то или чему то. Либо вовсе не задумываться о смысле, как это делают большинство, и плыть по течению. Но при этом по приходу экстремального случая также надо будет отключать голову, чего делать очень трудно. Надо бы этому подучиться, но время расходуется на развлечения и удовольствия.

Второй путь – это предупредить появление мысли, что больше нет сил. Для этого существует всего пару способов: либо научиться позитивно мыслить, либо – вовсе не мыслить, что схоже с первым вариантом. Но если вы все же рискнули стать существом мыслящим, то надо знать, что всем людям, за очень редким исключением, присущ эгоцентризм. В том числе и тебе самому. Как хочется стать кем-то ли чем-то, которым все бы восхищались, все бы удивлялись, хвалили или возносили. Или хотя бы ругали и с вами боролись, пытались бы от вас отвязаться. Сразу все приобретает смысл.

Ну а если вы все же не стали унижаться и выпрашивать свою долю внимания людей, то вскоре, если, конечно, вы им ничего не можете дать, они от вас отвернутся. И вы останетесь один, совсем один. Так вам по крайней мере кажется. Вы сами в свое время отворачивались от других, но это было совсем другое. Когда от вас отвернулись, к вам сразу приходят мысли о неблагодарности окружающих. Вы на них сваливаете все грехи человечества. Ну а сами то какие? В вот на самих посмотреть – это очень тяжело. Самое первое, что можно посмотрев на себя узнать в подобной ситуации, что ничего случайного в этом мире нет – вы заслужили то, что вас покинули.

Но, будьте благоразумны. Вас покинули только люди. Люди не самые лучшие из существ в этом мире. Вас не покинули ваши питомцы, ваши цветы, наконец. Вот, стоят смирно в горшочках… Что вам еще надо? Итак, экстремальное наступает потому, что вы предельно ограничены как в познании, так и понимании окружающего. Вы даже не хотите посмотреть кругом, не то, чтобы что-то новое узнать и понять. Вам только подавай все на блюдечке с голубой каемочкой. Рано или поздно перестает жизнь подавать, если вы не удосужились даже сказать слово благодарности вместо того, чтобы что-то вернуть, взамен дать.

Но даже в этой гиблой для человека ситуации остается спасение – открыться в последний момент. Закричать, что вы были неправы и теперь рады этому пониманию. Радуйтесь и орите во всю глотку, глотка то у вас еще есть. Если силы полностью не покинули тело, можете попрыгать, поваляться как в детстве. Смотрите – солнце, смотрите – облака и синь небес, смотрите – трава, снег, дождь.  Что еще вам надо?

Однажды увидел формулу счастья, написанную на самом деле в виде формулы. Счастье по нему равнялось тому, что есть, разделенному на то, чего нет. Это не совсем правильная формула счастья – там должна быть некая постоянная, сглаживающая устремления к чему бы то ни было. Своеобразный фильтр, иначе мы всегда будем несчастны, а как следствие – будем пытаться уйти. Общество не может быть фабрикой желания для человека, въезжающего в него в качестве машины желаний, как об этом принято писать на Западе. В той же мере он не может вовсе обходиться без желаний, как это часто требуется на Востоке.

Человек может соизмерять желаемое. Но для этого требуется адекватность. Адекватным можно назвать лишь того, кто не желает большего, чем ему было бы нужно сейчас для удовлетворения самых насущных потребностей. Так жили наши предки до тех пор, пока не оторвались от природы. Как только начали развиваться технологии, позволяющие не зависеть от природы, человек начал все разрушать, другими словами – стал неадекватен. Но самое странное – что он стал неадекватен и к себе самому, к своей природе.

Экстремальное наступает в том случае, если вы перестаете жить в соответствии с законами природы. Природные законы довольно жестки – все, что им не подчиняется, выводится на первоначальный уровень, отправляется в топку по следующему кругу. Если вы не хотите оказаться в экстремальном – знайте и соблюдайте природные законы. Их не так уж и много – в естественных науках излагается много подобных, но все они взаимосвязаны и могут быть сведены для большинства в ограниченное количество рекомендаций.