Мой сайт

В переходные периоды наказание должно и приобретает ритуальную форму; и осуществляется как в форме ритуальной изоляции, так и в форме отстранения от самого ритуала. Если в качестве первой формы может выступать лишение свободы, то в качестве второй – только оставление в одиночестве. При этом необходимо понимать, что первая форма способна не только порождать и приумножать насилие, но и угрожать обществу определенным распадом.

Таким образом, мы видим определившиеся рамки исследований. Они не очерчены даже культурно-исторической методологией, которая заставляет нас обращаться к бесконечному кругу проблем, от проблем преобразования самой социальной структуры, культуры общества, к которой должен адаптироваться осужденный[1] до самих теорий культур[2], проблем деструктивных обществ с преобладанием враждебности, страха, подозрительности, предательства в рамках идеологии соперничества и чистой частной собственности [3] до феноменов восточной деспотии. Они в той же мере не ограничиваются изучением тех или иных аспектов единых процессов, как это делают Г. Пейдж, рассматривая аспект правовых и социальных условий энкультурации в обществе без убийств[4], П. Уатсон – в аспекте физиологии глобального насилия[5], Г. Тромпф - проблемы национализма и сепаратизма[6], Л. Бонанате – организованной преступности[7], С. Ливингстон– прав человека в тюрьмах[8] и т.д.

Узость (фрагментарность) рамок исследований не позволяет избегать перекосов: в западных странах все большее внимание получают тематики военных конфликтов[9] и правосудия в постконфликтный период[10]; частных проблем, рожденных развитием прикладной сферы применения наказания в виде лишения свободы[11] и т.д. Чтобы данная участь не постигла и нас, придется завершить рассмотрение изменившейся картины современности.

В.Б. Земсков пишет, что «ритуал перехода» опирается на глубинную платформу бессознательного, архетипического и воспроизводится на всех уровнях бытия субъекта культуры и его творчества, а также культуры как метасубъекта и во всех планах их функционирования. При этом взаимодействие между разными пластами и уровнями культуры строится не на параллелизме и причинно-следственной связи, а на принципах асимметрии. Все уровни и факторы связаны между собой, но не совпадают в своем действии. Архетипические, мифологические пласты никогда и никуда не исчезали, что в статичном состоянии культурная систематика строится на определенном компромиссном комбинировании упомянутых составных пластов – одни из них активны, другие репрессированы. Соответственно движение к границе нарушает имеющийся порядок комбинирования, стремясь к выработке нового типа взаимодействия культурных пластов, в результате которого довольно легко можно придти к выводу о том, что инструментом революционного преобразования культуры на границе является архаический пласт. Именно архаика, активизируемая современной культурой, используется им самим для преодоления внутренних кризисов, для внутреннего самосовершенствования[12]. Но архаическая культура в чем-то схожа с криминальной миникультурой.

В той же мере актуально рассмотрение энкультурации (ресоциализации) в горизонтальном срезе диалога культур. Анализ диалога культур в России связан с некоторыми методологическими трудностями. Но имеется возможность анализа аналогичных процессов, происходящих в других странах с подобной пограничной культурой. Наиболее ярко подобная проблематика разработана по отношению к странам Латинской Америки[13]. Л. Сеа впервые начал рассматривать процессы социализации и ресоциализации, интеграции общества в сложнейших условиях межкультурной коммуникации[14].

Он истолковывает историю, культуру как результат реализации проектов, представляющих собой некий направляющий принцип, некий ориентир движения как целого. То есть под «проектом» им понимается некая совокупность идей, принципов, вариантов решений, предложенных для переустройства действительности в различные периоды становления культурно-исторической целостности. С данной точки зрения, истоки европоцентристского взгляда на мировой исторический процесс в античности, по его мнению, были заложены в так называемом «аристотелевском прецеденте», противопоставлении статусов. Впоследствии противопоставление «господин-раб» превратилось в дихотомию «гражданин – не-гражданин», породив в итоге главную идею европейского мира: о превосходстве христианского идеала человека, идеала, который надо было распространить и реализовать на нехристианских территориях[15]. По отношению к осужденным, отбывающим лишение свободы, данная дихотомия трансформировалась в противопоставление «начальник – осужденный», получившее в российских реалиях своеобразное звучание[16].

Но впоследствии противостояние членов общества плавно начало преобразовываться во взаимосвязь «Я» – «другой». На уровне сообществ данная взаимосвязь способна трансформироваться в новую оппозицию «мы – они». То есть в среде осужденных формируются группы, противопоставляющие себя другим группам либо администрации исправительных учреждений. Результатом данного противопоставления является дальнейшая трансформация данных взаимоотношений в оппозицию «свои – чужие»[17].

В данном ракурсе проблемы ресоциализации до сих пор не рассматривались. Среди новейших исследований междисциплинарного характера можно выделить лишь исследования В.Д. Филимонова и
О.В. Филимонова[18]. На основе анализа правоотношений, возникающих, в том числе, и в сфере уголовно-исполнительного права, они приходят к выводу о том, что правовым может быть определено поле деятельности, охваченное регуляцией со стороны права, но также им может являться и само правоотношение, в пределах которого участники общественных отношений удовлетворяют свои потребности. В зависимости от участия тех или иных субъектов правоотношений, правовое поле обладает разными свойствами. В уголовно-исполнительной сфере они преобразовываются во властеотношения, где одной стороной выступают представители администрации исправительного учреждения, а с другой – осужденные, отбывающие наказание в виде лишения свободы в данном учреждении[19]. Далее, соответственно, и возникают вопросы изменения правового поля[20].

Завершая анализ процессов ресоциализации в аспекте его понимания как энкультурации, остается указать на необходимость поддержания баланса между варварством и цивилизацией. Необходимо преодолеть представление о том, что представители той или иной культуры либо субкультуры, в том числе и осужденные, принадлежат варварскому миру, и тем самым побороть ощущение их неполноценности и ущербности[21]. Ресоциализируемые должны иметь право преодолеть сложившиеся комплексы неполноценности, что подразумевает их общее участие во всех процессах, происходящих в нашей стране и за рубежом.

Таким образом, условиями объективного исследования ресоциализации осужденных к лишению свободы становятся: 1) учет антропологического компонента их жизнедеятельности; 2) анализ функционирования доправовых, правовых и иных регуляторов; 3) введение исследований ресоциализационных процессов в рамки общекультурных (цивилизационных) процессов; 4) рассмотрение проблем энкультурации (ресоциализации) и его механизма в вертикальном и горизонтальном срезах взаимодействия пластов и общего диалога культур.