Мой сайт

Своя «игровая» составляющая присутствует практически во всех сферах жизнедеятельности. Она придает жизни любого индивида, в том числе и ресоциализируемого лица, игровой характер[3]. В связи со сказанным можно поставить на обсуждение два вопроса – а что не является игрой и не следует ли в процессе ресоциализации добиваться неигрового состояния.

Если ресоциализируемое лицо встречает себе подобного в обществе, либо наоборот, они всегда ведут игру, ибо общество все интенсивнее предается игре. Игра заканчивается только при слиянии разных процессов в единый процесс, что возможно только в рефлексии. Таким образом, наиболее важным компонентом общественного сосуществования, фактором, способным удержать его от расползания, выступает именно свободное время, досуг, рефлексия и игра. С явлением игры бороться невозможно, ибо способность лица любую ситуацию «превращать в игру» заложена в самой природе индивида. Можно утверждать, что преступление и наказание с точки зрения индивида тоже выступают некой формой игры. Соответственно, ресоциализация тоже имеет две формы: игровую и реальную. Все ранее рассмотренное может быть интерпретировано как анализ игровой формы ресоциализации.

Таким образом, можно утверждать, что игровая форма ресоциализации подразумевает модельное проигрывание процесса ресоциализации при отсутствии условий для реальной ресоциализации, а реальная (неигровая) форма – имеет место лишь при наличии таковых в виде типичного «предметного мира» функционирования индивида в учреждениях переходного типа. Только необходимо учитывать, что игровая форма ресоциализации связана с ограниченным видением связей предметного мира и общества, вследствие чего легко приводит и к десоциализации.

Нельзя упустить и вопрос о цели ресоциализации, о ее достижении. В игровом варианте ресоциализации процессы оторваны от реальных условий жизнедеятельности, и в аспекте наибольшей оторванности ничем от симуляции не отличаются. Возможно, что результат может принести анализ характеристик лица, достигшего этапа самоактуализации. А.Х. Маслоу выделяет такие черты подобного лица, как центрация на широких общественных целях; чувство стыда за промахи рода, культуры или группы, с которыми они себя отождествляют; четкое и ясное восприятие действительности, способность правильно судить о людях; наличие нешаблонности восприятия, способность правильно предсказывать ход событий[4].

Если освобожденное лицо адекватно воспринимает мир и других лиц; не искажает реальность, предъявляя неадекватные требования к ней, не рассматривая сквозь призму своих предубеждений, то можно говорить о достижении цели ресоциализации. При этом такое лицо должно перестать искать и требовать одобрения со стороны других лиц, ибо вырабатываются собственные мнения и оценки событий. Поведение данного лица становится естественным и свободным, у него отсутствует отчаяние перед личными неудачами. Пьер Жане в качестве ведущей формы поведения у подобного лица выделяет созидающие и преобразующие действия, скоординированные со всем ансамблем личности и адекватные наличной ситуации, что возможно, по его мнению, только при четком и многостороннем восприятии окружающих объектов, сопровождающемся чувством их реальности. Вырабатывается высокое сопротивление отвлекающим воздействиям[5]. Таким образом, с определенного момента, какое-либо воздействие на ресоциализирующегося индивида невозможно оказывать. Это и есть конечная точка внешнего процесса ресоциализации.

Но некоторое время требуется для завершения внутреннего процесса ресоциализации. Здесь препятствием для завершения процесса ресоциализации является страх перед знанием себя. Именно данный тип страха препятствует развитию личности, ибо это наиболее острая форма страха перед неизвестным, новым и неструктурированным. Для его преодоления необходимо состояние изначального одиночества, о котором писал Х. Ортега-и-Гассет[6]. Если в игровом варианте требование к ресоциализации может ограничиваться способностью лица к осознанному изменению своего мировоззрения и построению модели будущего, способствующего оптимальной адаптации, то реальная ресоциализация таким критерием не ограничивается. Х. Ортега-и-Гассет предлагает отдельно рассматривать затерянность индивида среди вещей, идей и верований[7]. Следуя за схемой автора можно утверждать о наличии трех периодов ресоциализации, каждый из которых содержит в себе состояние кризиса, то есть критическую часть периода.

Первая часть периода связана с освоением мира предметов окружающего, куда входит и освоение отношений субъект-субъектного характера с другими индивидами. Необходимым условием на начальном этапе становится накопление вокруг себя множества предметов, индивидов, то есть активное завязывание отношений со всеми возможными объектами и субъектами окружающего. Поэтому данная часть периода характеризуется стремлением к приобретению собственности, круга общения из единомышленников, удовлетворением потребности в уважении. Однако на определенном уровне интенсификации данных отношений и нарастания их количества наступает разочарование. Ресоциализирующийся индивид перестает удовлетворяться данным состоянием и начинает менять «предметные» связи на их симулятивные формы в виде культурных форм коммуникации (фетишизация и тотемизм уступают место искусству и поэзии).

Ввиду того, что окончание данного этапа и представляется социальной формой жизнедеятельности, социум перестает предъявлять какие-либо требования к дальнейшей ресоциализации, то есть устанавливается игровая форма. Но данная форма способна сохранять устойчивость лишь в период стабильности окружения, и неспособна действовать в периоды общего кризиса, общие критические периоды. Нынешнее состояние сообществ и общества в целом может быть охарактеризовано как кризисное. А потому, наиболее актуальным становится вторая часть периода ресоциализации – фаза экстремального. Она начинается стадией индивидуализации и развертывается как последовательная цепочка разочарований и «падений» ресоциализирующегося лица. При этом пик «падения» связан с полным отрывом себя от социальной жизни[8]. Этап характеризуется экстремальными формами поведения, по сути, требует их, ибо индивид за непродолжительный период заново проходит этапы эволюции, имевшие место в прошлом. При понимании окружающими данного состояния и сохранении связи с индивидом, у лица вырабатывается система идей и верований, то есть общество в его глазах преобразовывается в несомненную ценность. При этом самоценность общества начинает представляться изначальной. То есть в данной ситуации индивиду и не надо объяснять необходимость соблюдать социальные нормы, он начинает считать их необходимыми.

Если в конце экстремальной части периода, либо в ситуации развертывания крайних форм отчуждения со стороны членов общества не предлагается какая-либо помощь, не остается связей, поддерживающих индивида со стороны, то он выходит за рамки общественного и превращается в наблюдателя. Социализация и общество, как таковые, перестают интересовать индивида. Но это вовсе не означает, что он начинает вести асоциальный образ жизни. Наоборот, он приобретает черты лица с конформным сценарием адаптации, перестает выделяться из общей массы членов общества и претендовать на какие-либо знаки уважения, не нуждается в одобрительном общественном мнении. Социум может воспринимать и оценивать подобное поведение как наиболее оптимальный сценарий ресоциализации. Однако, так продолжается только до тех пор, пока члены общества не попытаются воздействовать на данное лицо. Оно не сопротивляется, не предпринимает каких-либо агрессивных действий, но в любой момент без объяснения рвет все связи с обществом и окружением[9].

Таким образом, мы закономерно приходим к выводу о том, что ресоциализация осужденного подчиняется строгим законам стадийности и имеет две основные формы.